#нашипедагоги

Все довольно банально: я люблю историю. Полюбил ее я классе в десятом, на меня повлияла фигура учителя. Я учился в юридическо-гуманитарном классе, где нам давали усиленную историю, дотягивающую до уровня первого курса университета. В это время был бум авторских методик, поэтому творческие учителя, имеющие свой взгляд на преподавание, открывали собственные классы. Было тяжело, но я выдержал. В десятом классе я уже мысленно готовился поступать на исторический факультет.

Я всегда был активным ребенком, ездил на молодежные активы, все лето пропадал в творческих лагерях школы. Там собирались очень крутые, активные и веселые дети. И не менее крутые вожатые. Часто они были еще и представителями университета. Поэтому уже в старшей школе среди студентов первых курсов меня знали почти все, да и я всех знал. В конце десятого класса я вдруг неожиданно решил поступить в РАТИ ГИТИС [Российский институт театрального искусства Гитис]. Я тогда играл в школьном театре, и многие мои одноклассники решили связать свою судьбу с актерством. А я решил просто сходить на экзамен. Сдал там все, но решил не учиться. Просто сделал это для себя. Поэтому после одиннадцатого класса поступил на исторический факультет. И был счастлив учиться тому, что мне интересно, там, где мне было интересно.

Исторический факультет — огромный источник знаний. Я успешно отучился, получил в итоге свой красный диплом. Говорю же, я вообще счастливый человек. Большая часть вещей, которыми я занимался в жизни, — это то, что мне нравится. Кроме мытья посуды, конечно.

Мне всегда было интересно открывать что-то новое. И поскольку в космос я не полетел, а физика и химия мне не даны, именно в истории я могу открыть что-то новое. Причем новое из старого: воскрешать из небытия какие-то времена, факты, людей, их мотивы. То, что никогда люди не узнают, если ты этого не найдешь. Возвращать память, устраивать встречи современного человека и тех людей, которые там жили. И смотреть на детей, как на их лицах проявляется эта встреча.

Я вообще мало думал о том, что буду учителем. Меня всегда интересовало «здесь и сейчас», я пропитывался атмосферой исторического факультета и прекрасными преподавателями. Это были легенды, мифы и предания вокруг меня: каждый из них по-своему харизматичен. Россыпь интереса, творчества, актерских способностей. Это меня поглотило полностью. Но мне всегда нравилась практика в школе. Я наслаждался учебой, но всерьез не думал, что когда-нибудь действительно стану преподавать.

Учитель должен влюблять в свой предмет, быть интересным детям. Это можно сделать с помощью разных педагогических приемов, с помощью своего багажа знаний, подачи, собственной личности. Это еще одна ножка стула. Получается, что первая — сами дети, вторая — наука, третья — педагогика, а четвертая — личность учителя. Какой он? Это очень важно, особенно сейчас, когда дети ко всему подходят через личность.

Я всегда думаю о том, как помочь детям сформировать собственную картину мира. Эта миссия больше захватывает старшие классы, и в большей степени я преподаю именно в старшей школе. Но все классы по-своему хороши: у маленьких только начинается любовь к предмету, мотивация. Супермиссия историка, преподающего в старших классах — это сформировать их целостную картину мира. Как это делать? Конечно, надо показывать разные точки зрения. Нужно научить ребенка отделять факт от мнения. Сегодня информационное общество, с одной стороны, насыщено фактами, а с другой, непрофессионально поданными. Они поданы в оболочке мнений. Поэтому отделять факты от мнения — это базовая вещь. Есть исторические источники, факты, а есть мнения и точки зрения. Причем детям желательно показывать точки зрения ученых.

Вот почему для меня так важно заниматься историей как наукой: когда ты изучаешь определенный уровень, разные ученые дают всегда разные, а порой и противоположные точки рения. И я всегда стараюсь по разным векам вырвать мнения. Конечно, дети всегда спросят: «А как вы считаете?». Я никогда не скрываю свою точку зрения, но я стараюсь говорить аккуратно и обходить острые углы. Или если я говорю что-то, то всегда аргументирую. Бывает, что дети спорят со мной, и мне даже нравится, когда это происходит. Я иногда это провоцирую. Это хороший способ, потому что современный ребенок в современном обществе, к сожалению, не может быть "острым". Его все время все сглаживают. Я стараюсь, чтобы ребенок проявил себя, чему-то возмутился, с чем-то не согласился. Чтобы он был не овощем, а фруктом.

Работа с детьми никогда не бывает без сложностей. Но учителю становится реально сложно, если каждую образовавшуюся перед собой трудность он воспринимает как тупик. Не важно, какая это сложность, на уроке она может возникнуть за три секунды. Ни один урок не похож на другой, и они всегда разной сложности. И вот это «сложно» для учителя бывает только тогда, когда трудности его останавливают.

Есть сиюминутная радость в работе с детьми, когда дети, к примеру, не замечают, что закончился урок. А есть радости более длинные, на несколько десятков лет. Я всегда говорю, что работа любого учителя — это вероятностная работа и работа вдолгую. Быстрая радость — это тоже классно, когда все слушают, просыпаются, когда что-то хотят сами сделать. Мы работаем и для тех, и для других радостей.

Когда на уроке удается сделать так, чтобы дети встретились с каким-то князем, революционером и вынесли из этого что-то — вот это классно. Встреча происходит через усвоенный ими материал, через подачу учителя. Все уроки абсолютно разные.

Каждый год в школе у меня новые спецкурсы. Есть такие специальные курсы, которые вводят ребенка в предпрофиль. Если это гуманитарное направление, то это может быть что-нибудь интересное, допустим, основы внешней политики. А если этот курс в социально-экономическом профиле, то это или финансы, или финансовая грамотность. Такие небольшие спецкурсы, по полгода, я считаю прекрасной идеей. Чтобы дети набирали себе некий интеллектуальный бэкграунд, формировали свое отношение к этим темам. Может быть, это выстрелит в какой-то профиль, а может, ребенок, наоборот, передумает этим заниматься.

Заинтересовать ребенка историей никогда не поздно и никогда не рано. У меня самого двое детей, и когда они были маленькими, то их захватывали только эмоции. Первый уровень такой и есть — это эмоции, когда ребенку бесполезно что-то умное объяснять, но вот впечатления — это пожалуйста. Потом ребенок узнает, что вокруг этого есть какие-то простейшие факты. В средней школе, когда в пятом классе дети путешествуют по Древнему миру, важно сохранять эти эмоции полусказочного курса. А в интеллект это переходит уже к старшим классам. Даже в глубоком детстве можно заложить основы частичного исторического знания — через какой-то предмет, через тайну или даже через сказку.

На протяжении жизни мой научный интерес менялся, и я уверен, он будет меняться и дальше. Сначала в вузе мне нравился период американской истории — XX век, социальные реформы — я даже в аспирантуре по этому делу учился, писал диссертацию. Потом мне начал нравиться наш XX век, а сейчас мне больше интересен XVI или XVII век. Это все меняется по мере моего развития. Это нормально.

Честно, невозможно знать все. Наука почему еще прекрасна: когда читаешь учебник, тебе все понятно, и это плохое ощущение. Потому что внутри себя ты понимаешь: не должно тебе быть все понятно. Более того, в учебниках по истории встречается всякое. Эту тему я часто затрагиваю в своем проекте «Миф в истории». Когда плотно занимаешься наукой, ты понимаешь, что ко всем книгам и даже учебникам нужно относиться критически.

Уровень знания истории среди молодежи действительно упал. У меня есть своя концепция на эту тему: на смену социальности приходит индивидуальность. А для того, чтобы понимать историю, нужно быть существом социальным. Все связано — не напрямую, конечно. Если у вас нет никаких социальных обязательств, если нет социальных каких-то связей и контактов. А если вы социальный, живете и ощущаете вокруг себя пульсирование общества, тогда история выстреливает в вас. А если наоборот — она может выстрелить, но заметно реже. Мне кажется, сейчас у нас дефицит живой социальности.

Все идет от взрослых. Дети — они губки. На взрослых лежит всегда очень большая ответственность, а сейчас и подавно: сейчас наше поколение сорокалетних — последнее массовое поколение. И последнее поколение, которое получило качественное системное образование, активно социализаторское поколение. На нем больше всего ответственности, чтобы вырастить детей знающих, интересующихся. Здесь много трудностей и подводных камней.